Репродуктивные намерения россиян в 2022—2023 гг.: роль субъективных факторов

Исследуются изменения репродуктивных намерений россиян в период социально-экономических шоков 2022—2023 гг. На данных репрезентативного опроса населения репродуктивных возрастов, проведенного в мае 2023 г., оцениваются модели множественного выбора для определения факторов изменения решений о рождении ребенка. Большая часть респондентов из тех, кто хотел иметь детей до начала кризиса, указали, что не изменили своих планов (60,2%), 9,5% сообщили, что отказались от рождения детей, 9,2% приняли решение родить ребенка раньше, остальные отложили рождение детей. В качестве факторов, влияющих на пересмотр репродуктивных намерений в обозначенный период, в эконометрическую модель включались как объективные характеристики респондентов (доходы, наличие жилья, здоровье, семейный статус и наличие детей), так и субъективные, связанные с эмоциональным состоянием респондента (частотой возникновения тревожности, чувств страха, умиротворения, счастья) и его (ее) отношением к событиям в стране. Выявлено, что психологические факторы играют более значимую роль. Тревога и страх, а также несогласие с курсом страны побуждают респондентов отложить рождение детей на неопределенный срок. Положительный эмоциональный фон и наличие партнера ведут к ускорению рождений. Отказ от рождения детей в основном объясняется физиологическими ограничениями, прежде всего связанными с возрастом, а также отношением к политике государства. Кроме того, меньшее, но значимое влияние оказывают факторы доходов и психологические. Результаты модельных расчетов согласуются с кластерным анализом ответов на открытый вопрос об изменениях репродуктивных намерений. Кроме того, выявлены значимые различия в моделях принятия решений для респондентов до и после 30 лет, а также с детьми и без детей. На основе полученных результатов предложен ряд рекомендаций для демографической и социальной политики. 

1. Вакуленко Е. С., Ивашина Н. В., Свистильник Я. О. (2023a). Региональные программы материнского капитала: влияние на рождаемость в России // Экономика региона. № 19. С. 1077—1092. https://doi.org/10.17059/ekon.reg.2023-4-10

2. Вакуленко Е. С., Митрофанова Е. С., Горский Д. И. (2023b). Репродуктивные намерения россиян с детьми в начале пандемии COVID-19 // Вопросы экономики. № 4. С. 85—102. https://doi.org/10.32609/0042-8736-2023-4-85-102

3. Макаренцева А. О., Бирюкова С. С. (2023). Факторы, устойчивость и реализация репродуктивных намерений в России // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. № 2. С. 31—56. https://doi.org/10.14515/monitoring.2023.2.2379

4. Aassve A., Le Moglie M., Mencarini L. (2021). Trust and fertility in uncertain times. Population Studies, Vol. 75, No. 1, pp. 19—36. https://doi.org/10.1080/ 00324728.2020.1742927

5. Adsera A. (2011). Where are the babies? Labor market conditions and fertility in Europe. European Journal of Population, Vol. 27, pp. 1—32. https://doi.org/10.1007/s10680-010-9222-x

6. Adsera A., Menendez A. (2011). Fertility changes in Latin America in periods of economic uncertainty. Population Studies, Vol. 65, No. 1, pp. 37—56. https://doi.org/ 10.1080/00324728.2010.530291

7. Agadjanian V., Prata N. (2001). War and reproduction: Angola’s fertility in comparative perspective. Journal of Southern African Studies, Vol. 27, No. 2, pp. 329—347. https://doi.org/10.1080/03057070120050000

8. Becker G. S., Lewis H. G. (1973). On the interaction between the quantity and quality of children. Journal of Рolitical Economy, Vol. 81, No. 2, Part 2, S279—S288. https://doi.org/10.1086/260166

9. Billari F. C., Philipov D., Testa M. R. (2009). Attitudes, norms and perceived behavioural control: Explaining fertility intentions in Bulgaria. European Journal of Population, Vol. 25, pp. 439—465. https://doi.org/10.1007/s10680-009-9187-9

10. Blanc A. K. (2004). The role of conflict in the rapid fertility decline in Eritrea and prospects for the future. Studies in Family Planning, Vol. 35, No. 4, pp. 236—245. https://doi.org/10.1111/j.0039-3665.2004.00028.x

11. Bongaarts J. (1992). Do reproductive intentions matter? International Family Planning Perspectives, Vol. 18, No. 3, pp. 102—108. https://doi.org/10.2307/2133409

12. Brehm U., Engelhardt H. (2015). On the age-specific correlation between fertility and female employment: Heterogeneity over space and time in OECD countries. Demographic Research, Vol. 32, pp. 691—722. https://doi.org/10.4054/DemRes.2015.32.23

13. Butz W. P., Ward M. P. (1979). The emergence of countercyclical US fertility. American Economic Review, Vol. 69, No. 3, pp. 318—328.

14. Canaan S. (2022). Parental leave, household specialization and children’s well-being. Labour Economics, Vol. 75, article 102127. https://doi.org/10.1016/j.labeco.2022.102127

15. Gorskiy D. (2024). The maternity capital programs in Russia and the second birth spacing. Applied Econometrics, Vol. 75 [forthcoming].

16. Goldstein J. R., Kreyenfeld M., Jasilioniene A., Örsal D. K. (2013). Fertility reactions to the “Great Recession” in Europe: Recent evidence from order-specific data. Demographic Research, Vol. 29, article 4, pp. 85—104. https://doi.org/10.4054/DemRes.2013.29.4

17. Gonzalez L. (2013). The effect of a universal child benefit on conceptions, abortions, and early maternal labor supply. American Economic Journal: Economic Policy, Vol. 5, No. 3, pp. 160—188. https://doi.org/10.1257/pol.5.3.160

18. Gustafsson S. (2001). Optimal age at motherhood. Theoretical and empirical considerations on postponement of maternity in Europe. Journal of Population Economics, Vol. 14, pp. 225—247. https://doi.org/10.1007/s001480000051

19. Jung M., Ko W., Choi Y., Cho Y. (2019). Spatial variations in fertility of South Korea: A geographically weighted regression approach. ISPRS International Journal of Geo-Information, Vol. 8, No. 6, article 262. https://doi.org/10.3390/ijgi8060262

20. Kneale D., Joshi H. (2008). Postponement and childlessness: Evidence from two British cohorts. Demographic Research, Vol. 19, pp. 1935—1968. https://doi.org/10.4054/DemRes.2008.19.58

21. Kodzi I. A., Johnson D. R., Casterline J. B. (2010). Examining the predictive value of fertility preferences among Ghanaian women. Demographic Research, Vol. 22, pp. 965—984. https://doi.org/10.4054%2FDemRes.2010.22.30

22. Lin C.-Y. (2010). Instability, investment, disasters, and demography: Natural disasters and fertility in Italy (1820—1962) and Japan (1671—1965). Population and Environment, Vol. 31, pp. 255—281. https://doi.org/10.1007/s11111-010-0103-3

23. Ogawa N. (2003). Japan’s changing fertility mechanisms and its policy responses. Journal of Population Research, Vol. 20, pp. 89—106. https://doi.org/10.1007/BF03031797

24. Perelli-Harris B. (2006). The influence of informal work and subjective well-being on childbearing in post-Soviet Russia. Population and Development Review, Vol. 32, No. 4, pp. 729—753. https://doi.org/10.1111/j.1728-4457.2006.00148.x

25. Philipov D., Dorbritz J. (2003). Demographic consequences of economic transition in countries of central and eastern Europe (Population studies No. 39). Strasbourg: Council of Europe.

26. Philipov D., Kohler H. P. (2001). Tempo effects in the fertility decline in Eastern Europe: Evidence from Bulgaria, the Czech Republic, Hungary, Poland, and Russia. European Journal of Population, Vol. 17, pp. 37—60. https://doi.org/10.1023/A:1010740213453

27. Polykretis C., Alexakis D. D. (2021). Spatial stratified heterogeneity of fertility and its association with socio-economic determinants using Geographical Detector: The case study of Crete Island, Greece. Applied Geography, Vol. 127, article 102384. https://doi.org/10.1016/j.apgeog.2020.102384

28. Ranjan P. (1999). Fertility behaviour under income uncertainty. European Journal of Population, Vol. 15, pp. 25—43. https://doi.org/10.1023/A:1006106527618

29. Sobotka T., Skirbekk V., Philipov D. (2011). Economic recession and fertility in the developed world. Population and Development Review, Vol. 37, No. 2, pp. 267—306. https://doi.org/10.1111/j.1728-4457.2011.00411.x

30. Sorvachev I., Yakovlev E. (2019). Short- and long-run effects of a sizable child subsidy: Evidence from Russia. IZA Discussion Papers, No. 13019. https://doi.org/10.2139/ssrn.3416509

31. Slonimczyk F., Yurko A. (2014). Assessing the impact of the maternity capital policy in Russia. Labour Economics, Vol. 30, pp. 265—281. https://doi.org/10.1016/j.labeco.2014.03.004

32. Vignoli D., Bazzani G., Guetto R., Minello A., Pirani E. (2020). Uncertainty and narratives of the future: A theoretical framework for contemporary fertility. In: R. Schoen (ed.). Analyzing Contemporary Fertility, Vol. 51. Cham: Springer, pp. 25—47. https://doi.org/10.1007/978-3-030-48519-1_3

33. Wang Y., Gozgor G., Lau C. K. M. (2022). Effects of pandemics uncertainty on fertility. Frontiers in Public Health, Vol. 10, article 854771. https://doi.org/10.3389/fpubh.2022.854771

34. Westoff C. F., Ryder N. B. (1977). The predictive validity of reproductive intentions. Demography, Vol. 14, No. 4, pp. 431—453. https://doi.org/10.2307/2060589

35. Woldemicael G. (2010). Declining fertility in Eritrea since the mid-1990s: A demographic response to military conflict. International Journal of Conflict and Violence, Vol. 4, No. 1, pp. 149—168. https://doi.org/10.4119/ijcv-2821

36. Yang H., Han R., Wang Z. (2023). Third-child fertility intention and its socioeconomic factors among women aged 20—34 years in China. BMC Public Health, Vol. 23, article 821. https://doi.org/10.1186/s12889-023-15719-3